(НОВОГОДНЯЯ ИСТОРИЯ
О БЕДНОМ МОНТЁРЕ
И НЕ ТОЛЬКО
О НЁМ...)
risu inepto res ineptior nulla est…
поехали?
1. ВСТРЕЧА В ПУТИ
Я оказался
в случайной компании…
О голубых зашел разговор…
тема избитая!..
но — один парень
заволновался, — типичный монтёр!
Забеспокоился…
Нервный… субтильный, —
право, такому лучше не пить! —
он то смеялся…
то гневался сильно…
и всё порывался кого-то убить…
Кого?..
Мы сидели под Петербургом
в деревне глухой, занесённой снегом…
а за окном
бушевала вьюга…
и мат прерывался взрывами смеха…
Тема —
избитая?
В пьяном угаре
под Петербургом семь молодцов
«тему избитую»
вновь избивали —
дым содрогался от злых голосов…
Громко
кричали о пидарасах,
пьяно смеясь над каким-то Серёжей…
«Пидоры
все!» И я соглашался,
не признаваясь им, что я тоже…
«Все!»
(кроме этих, тесно сидящих
вечером поздним под Санкт-Петербургом?), —
нервно кричал
возбудившийся мальчик…
А за окном куролесила вьюга…
Я думал
о них… о себе… и о многих,
живущих и живших под вечной Луной…
и что
у монтёра стройные ноги…
и что он такой же, как я, голубой…
и что
его тёмная ненависть — это
неясное чувство, что он за бортом…
Звенели стаканы
в дыму сигаретном…
вопило в монтёре его естество…
кричал он —
пристрастно, угарно и пьяно…
а в этот момент австралийский моряк
на сухогрузе,
идущем в Панаму,
юнге ломал пацанячий целяк…
Громко
смеялись они… а в Маниле
в эти мгновения — что за страна? —
неутомимо
друг друга любили
два черноглазых, как ночь, пацана…
С жаром
кричали… а в это же время
члены в сушилке стояли упруго —
в воинской
части южнее Тюмени
два новобранца ласкали друг друга…
Шумно
они возмущались… а где-то
в эти минуты в далёком Чикаго
старший
кадет молодого кадета,
изнемогая, в гостинице трахал…
Слушал я
молча… а в Сан-Себастьяне
в эти минуты французский матрос,
голубоглазый,
весёлый и пьяный,
лапал мальчишку, целуя взасос…
«Пидор!» —
кричали… и в эти минуты
парню Серёже где-то икалось, —
смачно
его обсуждали, как будто
в нём было дело… Вьюга металась
под
Петербургом… а в Кисангани
в это же — в это же самое! — время
трахались в зад
африканские парни…
трахались парни южнее Тюмени…
дёргалось тело
смазливого юнги…
жарко сопели два голых кадета…
я — в это время! —
под Санкт-Петербургом
весело думал, дымя сигаретой,
что
у сидящего рядом монтёра
стройные ноги… и что их на плечи
я бы
забросил, и — до упора…
вмиг бы забыл он дурацкие речи!
Никем
не согретый
в задроченном детстве, —
я таких в жизни видел не раз, —
он оказался
со мной по соседству,
несостоявшийся педераст…
Пили…
а рядом, в соседнем доме,
под одеялом членом играя,
мальчик
Андрюша о мальчике Роме
думал и думал… и, замирая,
слушал
Андрюша стенания вьюги, —
выла она, лютовала за стенкой…
Мальчик
Андрюша думал о друге,
под одеялом сжимая коленки…
2. КСТАТИ…
бывает нечто,
о чём говорят… «смотри, вот это новое»,
но это было уже в веках, бывших
прежде нас*…
Адам,
воспылавший к Еве,
сотворённой из его ребра…
Христос,
тридцатитрёхлетний,
выделявший ученика Петра…
Зевс,
влюбившийся страстно
в отрока по имени Ганимед…
Солон…
Гиппократ… Гораций —
великий античный поэт…
Ионафан,
Давида любивший
(Первая книга Царств)…
Нарцисс,
над водой застывший…
НЕТ ОТ ЛЮБВИ ЛЕКАРСТВ!
Мифы…
Легенды… Реальность…
Куда мы ни бросим взгляд,
гомо…
сплошь! -… сексуальность
находим… за рядом ряд…
древние
греки… и иже с ними,
жившие в давние времена…
юноши
Спарты… мужчины Рима…
Античность — сплошная голубизна!
Это —
в Европе. И то же — в мире,
от Азии до Америки Южной…
мужчины
мужчин изначально любили
во все времена — отрицать не нужно!
Солдаты…
Философы… Полководцы,
изменившие истории ход…
и самый
великий из них — Македонский!..
Но даже бессмертные смертны…
Вперёд
время летело —
пришло христианство,
и с ним, как Янус, двойной стандарт…
папы римские —
Пий… Бонифаций… —
предпочитали мальчишеский зад,
а смертных —
простых! — на кострах сжигали
как совершивших «содомский грех», —
две
тысячи лет двойной морали…
А мир неделим и един для всех!
Микеланджело,
Леонардо да Винчи —
гении-геи на все времена, —
и Вовка,
пацан симпатичный,
который мне целку сломал
в далёком
цветущем апреле…
мне было немного лет, —
муть
подростковых томлений
прорезал спасительный свет…
Валерка,
шептавший… «Тихо...»
и — целовавший в губы…
Герои
античных мифов…
Живущие рядом люди…
Рыцари…
Тамплиеры…
Скульпторы… Живописцы…
Пламенные
революционеры…
Смазливые гимназисты…
Овидий…
Поэт Жуковский…
Поэт Михаил Кузмин…
Композитор
Пётр Чайковский…
Автор «Сонетов» Шекспир…
Лермонтов,
написавший
«Юнкерские поэмы» —
сам
юнкеров ебавший,
как Байрон, не чужд был темы…
Толик —
весёлый парень! —
друг отшумевших дней…
Не каждый
десятый — Байрон,
но каждый десятый — гей.
Нужно
десятки… сотни страниц,
чтоб перечислить всех,
кто
был известен, был знаменит, —
не говорю о тех,
кто
не оставил в истории след,
но тоже любил парней
тайно ли,
явно ли — разницы нет, —
каждый десятый — гей!
(«Этой
статистике мы не верим!» —
те говорят, по ком
колокол
звонит...) Г. В. Чичерин —
дел иностранных нарком…
Пётр Великий…
Гай Юлий Цезарь…
главный чекист Ежов…
Гоша —
из ЖЭУ смазливый слесарь…
издатель Дима Лычёв,
чью —
об армейской службе — книжку
я прочитал взахлёб…
Ваня К.,
краснодарский парнишка,
на которого у меня встаёт…
Я сам,
пассажир транзитный,
в детстве считавший, что
быть
педерастом стыдно, —
пацан, чьё детство прошло…
Века
пролетали, как миги…
тащились — как черепахи…
Что
оставляем мы? Книги —
любовь свою на бумаге…
ШКОЛЬНИКИ
КУРЯТ В СКВЕРИКЕ…
ДОКУРЯТ… ПРИДУТ ДОМОЙ
И БУДУТ
ЛЮБИТЬ СВОИ ЧЛЕНИКИ —
КАЖДЫЙ СВОЕЙ РУКОЙ…
Смена
тысячелетий…
Жизнь — свеча на ветру…
Может,
я в Интернете
завтра Тебя найду,
и —
станешь ты Антиноем…
а может быть, Адрианом…
… Ветер
за стенкой воет.
Андрюша под одеялом,
сжав
в кулачке упругий,
пышущий жаром уд,
о Ромке —
о лучшем друге —
мечтает… и сладкий зуд
в дырочке,
туго сжатой —
девственно-непроткнутой,
тлеет,
чтобы пожаром
вспыхнуть через минуту…
3. ДОМ НА ОБОЧИНЕ
Мальчик
Андрюша хочет…
… а рядом, в соседнем доме,
пьяный
монтёр бормочет,
что он — лично он! — не гомик,
что он —
лично он! — не может
понять, что за сладость, если
парень
в зад мужеложит
парня… «Вот ты! — мы вместе
сидим, —
ты можешь представить,
что ты...» Я икаю… «Нь-ет!»
«Вот!
Ты правильный парень!»
«Да!» — говорю в ответ.
(В клейком
безмолвном стоне
пододеяльник, — в полночь
рядом,
в соседнем доме,
мальчик Андрюша кончил…
а где-то
стучат колёса —
поезд летит вперёд…
в тамбуре
у матроса
пьяный студент сосёт…
а где-то
между ногами
смутно белеет зад…
койка
скрипит в казарме —
солдата ебёт солдат…
а где-то
смазливый школьник
колени к груди прижал,
подставив —
всего за стольник! —
попу...) «А он сосал!» —
и снова…
«Кто б мог представить!» —
я слушаю про Серёжу —
про то,
как его застали
в сарае сосущим… «Рожу
вообрази…
придурок...» —
смеётся монтёр — и снова,
вдавливая
окурок
в тарелку из-под жаркого,
он
меня убеждает,
что «педиков ныне море!»…
«Точно!» —
не возражаю, —
с пьяными я не спорю,
и он —
«пацан настоящий» —
пьяно меня обнимает, —
я знаю,
ч т о это значит…
но делаю вид, что не знаю…
в этом
случайном доме,
где сам я — случайный гость,
негде
ему, родному,
ноги раздвинуть врозь,
чтоб
объяснить приватно,
к т о он на самом деле…
Смачно
ругаясь матом,
никем не проткнутый педик,
не слышавший
про Ахилла
и друга его — Патрокла,
мусолил
неутолимо
про то, как в сарае кто-то…
и сызнова —
вновь и снова…
в сотый, быть может, раз! —
я слушал
рассказ монтёра
про чей-то чужой экстаз…
Меня
называя братом,
он тискал моё плечо…
И…
можно бы, да… не надо, —
всю ночь я гасил торчок…
…………
…………………………….
…………
А утром,
шагнув с порога
в белое море снега,
я
прокричу — ей-богу! —
в даль голубого неба…
- Эге-ге-гей! —
и крик мой
с веток сорвёт ворон…
я кончил…
во сне…
4. POST SCRIPTUM
В трусах было сыро… —
Сон
приснился мне…
и — как мальчик,
я сладко во сне спустил…
Ещё б
не спустить! так смачно
монтёр молодой вопил
о педиках…
о Серёже,
сосавшем в сарае, — о
гействе
и мужеложстве
так жарко вопил он, что
когда мы —
уже под утро —
вдвоём на полу легли,
укрывшись
одним тулупом,
я кончил под вой пурги…
… Легли
мы с ним, «как мужчины» —
строго спина к спине, —
без всякого,
блин, интима
уснули… но я во сне —
привычка
такая, что ли? —
к очку развернул лобок
и, жарко
обняв монтёра —
вдавившись в него чуток,
стал
под тулупом общим
через штаны о зад
тереться,
пока не кончил…
Я, право, не виноват,
что
до сих пор мне снятся,
как в юности, сны… и я
во сне
облегчаю яйца —
кончаю во сне… Хотя
для секса
найти партнёра
сегодня проблемы нет,
но —
выпало спать с монтёром,
и я… его воплям вслед,
словно
сопливый мальчик
в отроческих мокрых снах,
обильно
во сне испачкал
спермой трусы и пах…
"… он
из-под душа, словно
Зигфрид, навстречу мне
вышел —
смазливый, стройный
мальчик…
на писюне
капли воды сверкают, —
взяв полотенце, сам
медленно вытираю
тело его…
и там
я вытираю нежно…
отрока чуть нагнув,
целку ласкаю —
между
двух половиной тру…
Сладкий
смазливый мальчик —
бред? наважденье? сон?
Став на колени, «пальчик»
трогаю языком, —
членик
торчит упруго…
отрок — смазлив и юн…
губы
сжимая туго,
жарко сосу писюн…
Шелковый
кустик черных
над писюном волос…
членик —
горячий… твёрдый…
Нравится? — Не вопрос!
Вытер его — и в спальню
сам на руках несу…
свежесть его дурманит —
в губы юнца сосу…
Фрукты…
Фужеры… Свечи…
Пьём по глотку вина…
Вьюжный
московский вечер…
а на душе — весна!
Скрипочка Страдивари —
тело его… смычок —
мой язычок… —
играю
между упругих «щёк»…
юный
смазливый школьник
ноги раздвинул врозь —
девственно
сжатый «нолик»
нежно целую… сквозь
эти врата ни разу
не проникал никто, —
мальчик
с «мышиным глазом»
стонет в экстазе…
О,
право же,
он не думал,
что можно ТАК любить!..
В целку вжимаю губы…
и —
мой язык скользит,
словно сверло, по кругу, —
жарко
сопит пацан…
дырочка сжата туго —
заперты двери в храм, —
губы
сильней вжимаю
в нежный
мальчишкин зад…
Щёки его пылают…
Негой струится взгляд…
«Щёк» пацанячих нежность
сводит меня с ума —
губы
вдавив в промежность,
трахаю пацана,
словно горячим жалом,
кончиком языка —
губы кусая, малый
бьётся в моих руках…
«Всунь туда...» — он бормочет…
В голосе — страсти дрожь…
«Выеби… — мальчик просит, —
выеби!!!»
Невтерпёж…
он прогибает спину,
задик вздымая ввысь…
Целочку вазелином
смазываю…
«Держись...» —
я прошептал и цепко
бёдра в ладонях сжал…
замер мальчишка…
крепко
чудо в руках держа,
в маленькую воронку
членом упёрся —
ну…
вскрикнул мальчишка
громко! —
сбил я ему
резьбу…
и —
он в руках забился…
Поздно, мой милый! Ох…
медленно
хуй вдавился
в дырочку между ног…
Пломбу сорвал я —
«нолик»
в букву большую «О»
вмиг превратился, —
«Больно! —
заегозил он. — Бо...»
Больно…
Конечно, больно —
всё-таки, в первый раз…
Юный
московский школьник…
ВЕЧНЫЙ, КАК МИР, ЭКСТАЗ!
… Зигфридом из-под душа
мальчик шагнул ко мне…
Кто он?
Сергей?.. Андрюша?..
Где —
наяву? во сне? —
нежной горячей попкой,
ойкая, крутит он?..
Юный Ахилл?..
Патрокл?..
Или он —
два в одном! —
словно
царевич критский —
маленький Андрогей?..
… ойкая,
он двоился
в пламени двух свечей…
дёргаясь
так и этак,
задиком он вращал, —
бёдра сжимая крепко,
я пацана качал…
Выла
за стенкой вьюга…
и — не жалел я сил…
хуй мой,
обжатый туго,
в храме любви скользил…
О,
эта норка между
пышущих жаром «щёк»…
две
половинки нежных
бились о мой лобок…
Тени
крестообразно
дёргались на стене…
Было ему тринадцать**,
и —
двадцать девять мне, —
был ли уже декабрь,
или — январь ещё…
… жарко
вдавившись в задик —
между горячих «щёк»! —
кончил я…
О,
ПОД СЕНЬЮ
ВЕЧНОСТИ — СЛАДКИЙ МИГ!
Греческих академий
классика…
Ученик…
8.
Мальчик
смазливый — в роли
«мальчика», — неофит —
хуем
проткнутый школьник…
… До-
христианский Крит —
остров в Эгейском море,
где
тысячи лет назад
считали, что опозорен
мальчик,
чей юный зад
не возжелал мужчина, —
горе для всей семьи…
нашедшим же
половину —
во славу
гомолюбви! —
на Крите
слагали песни
в те дальние времена…
жил мальчик
с мужчиной вместе,
как с мужем живёт жена.
В древности
знали твёрдо…
ЮНОСТЬ БИСЕКСУАЛЬНА…
… крепко
сжимая бёдра —
выебав
в жопу парня,
в нежные полусферы
пах я вдавил,
кайфуя —
храм
освящая спермой,
в попу струю тугую
выпустил я…
и время
остановило ход…
Кончил —
иссякло семя… —
встретили Новый год, —
руки
разжал я — мальчик
медленно соскользнул
с хуя..." ***
Куда,
обманщик?! —
… словно свечу задул
кто-то… и я —
проснулся…
рядом монтёр лежал,
по-геевски
повернувшись
задом ко мне… Я встал —
вылез
из-под тулупа,
оставив горячий зад,
который
во сне я… Глупо?
Но… я же не виноват,
что
этот монтёр так жарко
всю ночь напролёт вопил
о педиках…
сам накаркал…
уснули — и я спустил,
прижавшись
к очку монтёра…
Я педераст… А он?
Кто мы
теперь? Партнёры?..
… Странноприимный дом,
пронизанный
вожделением,
покину я поутру —
кончится
извержением
ночь эта, — я уйду
(от этого обалдуя,
от этого сумасброда,
от этого буйнопомешанного,
пусть слушают этот пьяный бред
его друзья… Он не знает
основы основ всей философии,
а именно…
ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ,
он воображает, будто видит сучок
в глазу ближнего своего,
и при этом не замечает,
что
у него у самого
торчит в каждом глазу
по толстенному бревну. ****),
оставив
записку… ПАРНИ
СПАСИБО ЗА — что? — НОЧЛЕГ
Подумаю…
и — добавлю,
палкой взрыхляя снег…
С НОВЫМ
ВАС ГОДОМ! ПАВЕЛ, —
под
куполом голубым
я
на снегу оставлю
этот автограф им,
в жизни
не прочитавшим
ни одного сонета —
ни
одного! — и даже
не слышавшим о поэтах
Дмитриеве… Уайльде…
Уитмене… Кузмине…
Монтёр —
длинноногий парень —
проснётся… и обо мне
спросит…
«А где же Паша?»
Услышит в ответ… «Ушел...»
«Жалко...» —
невольно скажет…
и — поспешит за стол,
чтобы
опохмелиться…
Вот, собственно, весь сюжет
про то,
как пацан томится
в свои двадцать девять лет
и очень
«не любит» — очень! —
Серёжу и голубых…
над ними
взахлёб хохочет,
клеймит неустанно их,
а
в это же время где-то…
А ранее — остров Крит…
Солдаты…
Юнцы… Поэты…
Ах, как голова болит!
Нальёт
себе. Застаканит.
И снова… О чём рассказ?
О том,
как обычный парень —
нетрахнутый педераст —
в деревне,
от снега белой,
под городом Петербургом
томится
душой и телом…
мечется, словно вьюга,
между
своей ПРИРОДОЙ
и ПОЛОВОЙ МОРАЛЬЮ, —
не
для него свобода…
вечно провинциальный,
злится он,
что не может
сделать свой личный выбор,
и…
жарко клеймит Серёжу, —
ещё бы! ему обидно,
что парень —
Серёжа этот,
застигнутый им в сарае —
сумел
одолеть запреты…
Бедный монтёр! едва ли
осознаёт
он внятно,
что не в Серёже дело…
просто
ему приятно
порассуждать на тему…
и он
говорит… хохочет…
стучит кулаком… грозит…
Глупый
пацан… А впрочем,
кто ему объяснит?
5. ПОСТПОСТСКРИПТУМ
(варианты последней строфы)
1. Никем не проткнутый, в школе
он чаще других парней
ругался словечком «гомик»,
и вот — извращённый гей.
2. «Педики!», «Пидарасы!» —
тащится он вербально
и так ненавидит страстно,
что впору… помочь бы парню!
3. Видно же, что он хочет,
не понимая сам…
А то, что взахлёб хохочет…
жалкий самообман!
4. Такие, как он, рисуют
фаллосы в туалете…
Томятся… а жизнь — впустую…
Монтёр — непроткнутый педик.
5. Будировал он компанию…
«Повсюду они!» — хрипел…
ПОДАВЛЕННЫЕ ЖЕЛАНИЯ
СТРАШНЕЕ ИНЫХ ХИМЕР.
6. Он голову всем морочил,
и голос его звенел…
Бедный пацан… А впрочем,
я его отымел.
7. Монтёр хохотал полночи —
о голубых вопил…
Глупый пацан… А впрочем,
я б его полюбил…
8. «Педики!» — это слово
с губ его поминутно
слетало… и тут же — снова
билось в губах. Как будто…
9. ТЕМА ДАВНО ИЗБИТА,
И ВРОДЕ ВОПРОСОВ НЕТ…
НО — НЕ ВЕЗДЕ ИЗЖИТО
НЕВЕЖЕСТВО… Всем привет!
31. 12. 1999
20 час. 40 мин.
-----------------------------------------
* Книга Екклесиаста, или Проповедника, 1… 10;
** Любимый город может спать спокойно. В действительности младшему участнику гомоэротической сцены накануне, то есть за день до участия в описываемых событиях, исполнилось полных четырнадцать лет, и, таким образом, лирический герой, от лица которого ведётся повествование, как законопослушный гражданин и добросовестный налогоплательщик даже во сне — даже во сне! — не позволяет себе нарушить действующий на момент сна УК РФ, — герою, законопослушному гражданину, заплатившему все налоги, снится секс с четырнадцатилетним тинэйджером, но никак не с тринадцатилетним малолетком. Употребление слова «тринадцать» для указания возраста сексуального партнёра, добровольно выполняющего пассивную роль в анально-генитальном акте, обусловлено здесь подходящим количеством гласных звуков в слове, — слово «тринадцать» вместо слова «четырнадцать» употребляется автором исключительно во избежание нарушения гармонии стихотворной формы. Таким образом, пламенные борцы с педерастией (а также разнообразные пидоры — латентные либо неудовлетворённые гомофилы, вольно или невольно маскирующиеся под гомофобов), могут, как принято говорить в таких случаях, отдыхать, — my favourite town can sleep queitly. (Прим. автора.);
*** Фрагмент (окончание главы седьмой — начало восьмой) из сожжённой поэмы «О!» (Прим. автора.);
**** Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. — М., Изд-во «Правда», 1991, с. 350.
Похожие истории
Армейские блудни. Ярослав
Я Р О С Л А В ("Армейские блудни"-3) ... Моя армейская служба подходила к концу, но это обстоятельство, с немалым восторгом ожидаемое каждым, кто собирается на дембель, отнюдь не радовало меня. После знакомства со Стасиком во мне нарастало смутное ощущение тревоги. Волновал один-единственный вопрос: что же будет с ним, моим непревзойденным партнёром в сексе, когда мы расстанемся? И уже не раз я пытался откр
«Десять лет спустя» или «Скорый поезд, Москва-Сочи»
Если вы помните, первую часть «Скорый поезд, Москва-Сочи», то он начинался со случайной встречи в кафе, Ирины и Татьяны. И вот, я также сижу в кафе, на Новом Арбате, и мне приходит, очень интересная идея. На первый взгляд, она показалась мне бредовой, но по мере того, как я начал
Юля. Соревнование.
Быстрая музыка заполняла собой зал, заставляя людей двигаться в такт. Юля в обтягивающих штанах с заниженной талией, в сапожках на каблуках, и короткой, так же как и штаны обтягивающей, футболке, ловко танцевала, соблазнительно двигаясь в такт мелодии. Она ритмично двигала бедрами, иногда прогибаясь, усиливая сексуальность эффекта легкими пассами рук. Ее задорная улыбка освещала танцпол не хуже светомузыки. Штанишки так сильно обтягивали ее стройные ножки и попку, да и верхний уровень был так ни
В рот на вокзале
Сегодня с утра началась жуткая беготня, я порядком устал, да еще на работе подкинули дел - надо было встречать поезд с мужиком, который нам вез ДИММы по знакомству начальника. По-моему, это вообще полный бред - ДИММами весь город забит, но нет, надо ж было ему добиться моей встречи с этим его знакомым. причем поезд приходил в 7 вечера, этот знакомый потом должен был ехать к себе домой, но, почему-то, от меня потребовали именно встретить поезд. Вокзал, на который пр
Жестокий рассказ
Был обычный вечер. Мы с ребятами сидели на своем обычном месте у реки и попивая водочку трепались. Нас прервал соседский пацан, задыхаясь от быстрого бега и едва ворочая языком от волнения, он рассказал, что одну из девчонок из нашего района затащили на хату отморозки из ближайшего дачного кооператива, и конечно не поинтересовавшись ее согласием. Путем дальнейших расспросов выяснилось, что попала Настя моя соседка через дорогу. Настя о